— Не знал, что в этот клуб заглядывают такие прекрасные русалки. — Ну, скажем честно, пикап у моей жертвы был прокачан плохо. Впрочем, это как раз было не страшно.
— На вашу беду я на суше умею разговаривать, — усмехнулась я.
Его звали Артур.
И в принципе он был милый мальчик. Мальчик — потому что на год младше меня. Рассказы про бизнес и успехи в нем я пропускала мимо ушей как фоновый шум. Если оно полетело в самые первые минуты знакомства, значит, бизнес там какой-нибудь не очень крутой, типа продажи фруктов — и скажи спасибо, что не в переходах метро.
Зато мальчика не пришлось долго убалтывать, я всего лишь поведала ему страшную и жутко драматичную историю, о том, что мне не очень хочется идти домой, потому что там меня поджидает неугодный кавалер, который никак не может от меня отстать.
Почему сказала правду?
А что может быть лучше неё? Героичный Артур, рыцарь без страха и упрека (эй, я почти не смеюсь, правда-правда) благородно предложил отвезти меня домой и спасти от тусующегося у моего подъезда дракона. Только за один мой номер телефона. Прелесть какая. Это мне что, не придется ни тратить алкоголь, ни врать? Ну да… Бывают такие не самые безнадежные экземпляры. Осталось только отшить его у моего дома, а дальше он за службу охраны не проникнет. Финансовых возможностей апельсинки у него явно не имеется.
Вообще-то это был дерьмовый план. И он закончился так, как и заканчиваются все дерьмовые планы. И мне не стоило так расслабляться, но я все-таки расслабилась — отошла до туалета, подкрасить губы, а когда вернулась — меня ждал коктейль, заказанный обходительным Артуром “на дорожку”. И да, конечно, я его выпила, чтобы не обижать мальчика.
А потом с ним под ручку дошла до его тачки, уселась на заднее сиденье и задумалась, что что-то у меня как-то уж очень сильно закружилась голова. Никогда я так быстро не пьянела, может, стоит почки проверить?
— Какой там у тебя адрес? — любезно поинтересовался милейший Артур.
Адрес я ему сказала. Вот вообще без каких-либо сомнений. Ну, должен же он был знать, куда едет?
А вот когда на выезде с парковки к нам подсел его приятель из бара — напряглась даже на глазах теряющая связь с реальностью я. Какого хрена вообще происходит? Но сознание мое ответов на этот вопрос не дало — оно настойчиво уплывало в сторону… Налево, как всегда — налево.
Глава 26. Опасный
День был выматывающим, хотя после того как Эд оставил фабрику на столько времени — иначе и быть не могло. Но если что Эд умел лучше всего — так это контролировать количество работы в своей жизни. Работа была всегда, и можно было, конечно, рвать все известные места в тщетном стремлении сделать все, если уж очень хочется.
Порвать — порвешь, сделать — не сделаешь.
Поэтому Эд ровно в запланированное время закончил выносить мозг японским партнерам и не стал больше никому звонить, закрыл рабочую электронную почту, вышел на улицу и загрузился на заднее сиденье собственного джипа.
— Добрый вечер, Эдуард Александрович.
— Хорошо бы, чтоб он был добрый, — пробормотал Эд и растянулся на заднем кресле, отчаянно пытаясь понять, отчего так сильно гудит мозг.
День и вправду был сложный. Работа, работа, Сапфира, переговоры с матерью, финансовая транзакция из-за продажи акций. Паршиво. И до чего же все паршиво. Все-таки надо было с нуля, без вранья и по-честному. Зашел, представился, предложил продать акции, а потом уже подкатил и со своими "личными активами".
Все-таки львиная доля претензий Светы к Эду заключалась в том, что не сказал про похороны, а второй слой промахов был сложен из того, что он ей изначально соврал. Не будь этого — и бороться Эду бы пришлось только с её предубеждением против детей любовников. Ну, одно-то исключение можно было бы сделать? Второго не надо, во-первых, тогда это перестанет быть исключением, во вторых — нет, ей это не понадобится, Эд был намерен занять все свободное в мире Сапфиры место, что в принципе отводилось для мужчин. На постоянной основе.
К тому же не очень-то ей этот факт натирал до этого. Ну, не знала, да. Но вполне же Эд её как Антон устроил в итоге, она даже предлагала развитие отношений несколько дальше, чем пара перепихов.
Вопреки привычке продумывать все, до последней возможной буквы, выгружаясь у подъезда Сапфиры, Эд никаких конкретных планов не строил. Все может пройти как вчера, если, конечно, во вселенной завелись розовые единороги, или если в жизни Светы за эти несколько часов, что они не виделись, произошел очередной трэш и она снова сдастся.
Наиболее вероятно, конечно, что не произойдет ничего. Она может молча пройти мимо, обдав Эда ледяным презрением, а может обматерить — и это неплохо, удастся зацепиться с ней языками. Зажимать ее Эд не собирался, он не был намерен нарушать её личное пространство, пока она сама того не захочет. А она — еще некоторое время точно не захочет, пока Эд что-нибудь не придумает. Осталось только понять, что вообще нужно придумать…
Эд курил. Медленно, неторопливо, растягивая сигарету подольше. В голове роилась мыслями всякая хрень, вроде того, что даже курить начал после того, как репетитор, то ли с большого бодуна, то ли просто ей приглючилось, что от Эда пахнет табаком, и, решив что Козырь-младший курит, милейшая Раиса Петровна сообщила об этом отцу. Эд тогда поимел “серьезный разговор”, после которого попробовал уже из принципа “ну раз уж досталось, дайте поглядеть за что”. И все было вот так, ему категорически было нельзя что-то запрещать, потому что стоило только услышать один запрет — как мозг желал получить именно вот это, запретное, не дающееся. Только оно давало Эду ощущать удовлетворение от обладания полученной и честно выдранной из пальцев соперника наградой.
Так было и с Сапфирой. Эд вечность назад услышал запрет.
“Эта женщина — моя”, — сухой голос отца и непривычно острый взгляд.
Спустить на тормозах, заявить, что не хочет видеть “эту”, из-за которой несчастна мать, Эду было проще простого. Куда проще, чем оказаться наедине с самим собой, с идиотской привычкой хотеть то, что запрещено. Но идея конкурировать с отцом была паршивой. Неправильной. Поэтому не было стыдно даже за то, что чуть охладил отношения с ним же. Эд просто не хотел тогда видеть её лица, не хотел знакомиться, а ведь отец привозил Сапфиру к нему на вечеринку тогда именно за этим — чтобы “ввести в семью”. И Эд был прав: как только увидел, крыша поехала еще сильнее. Потому что да — Света отвечала его вкусам. Даже более чем.
Надеялся на то, что полегчает, если окажется рядом, если уже получит её, но… Нет, это не сработало. Потому что с ней все было до сих пор непросто. Один раз выиграл — два раза проиграл.
И нет, оказывается, не так и занятно было получать подчинение и уважение просто так, по умолчанию, как это давали другие сабы. Завоевать было интереснее.
А запреты… Они же не закончились. Света умудрилась послать Эда больше раз, чем в принципе его за всю жизнь посылали женщины. А уж интонации тех отказов — это отдельная песня. Никакого флирта, никакого «говорю «нет» — думаю «да»». Света говорила каждое свое слово с зашкаливающей искренностью. Не женщина — опасная бритва. Один раз зевнешь — и все, кранты.
Интересно, была ли она сегодня на работе? Стала ли возвращаться под крылышко психующего Вика, насколько доблестно она его спасла? Ноги он её целовал? А должен бы…
Так, и где она вообще?
Эд отошел от подъезда, задрал голову, отсчитал двенадцать этажей и попытался поиграть в зоркого сокола. Свет не горел. Во всех трех окнах её квартиры, что выходили на эту сторону. Были, конечно, еще два с той стороны, и Света могла находиться в одной из тех комнат. Эд позвонил в домофон — ему никто не ответил. Может, и вправду нет дома, может — нарочно игнорит. С неё станется. Если так — то это будет грандиозное разочарование. Хотя… Она ж должна понимать, что с Эда станется и подняться. И он в принципе поднимется и будет трезвонить в дверь, пока Света не откроет — пусть даже и для того, чтобы швырнуть в него какой-нибудь альтернативой вазы.