Засадил.
Твою же…
Ох этот контраст боли и удовольствия, когда не знаешь, от чего ты сильнее орешь. И все тело вытянуто гулкой струной — от макушки и до выставленной задницы, и ладонь Антона на пояснице заставляет подмахивать и насаживаться на его член в нужном ритме. А перед глазами — звездный дождь, а на языке — жаркая сушь, горло напрочь сорвано, а все тело наливается жаром в предвкушении оргазма.
Боже, эти его ладони. Я готова целовать каждый восхитительный палец, потому что у него охренительное чувство моей границы. Он снова отхаживает меня ладонью, причем резко, градом ударов, заставляя ягодицу — то одну, то вторую пылать, вспыхивать такой острой болью, что все, что мне остается — только выть. От восторга, да. Боже, как же… Объемно.
Он останавливается. Всегда останавливается, когда боль подбирается к краешку. Гладит нежно, ласково, заставляя успокоиться и расслабиться.
Я скажу ему потом спасибо. Много-много раз. Потому что… Потому что мне уже давно так не было. Может, с ним не так, как с Алексом, Алекс мой болевой порог знал, потому что прощупывал опытным путем, а у Антона что? Интуиция?
— Еще. Еще, — это молю не я, но мое кипящее существо. Так странно ощущать себя в чужих руках. Была уверена, что никто меня уже не “включит”, но тут почему-то работает…
— Какая ненасытная, — смеется Антон и не останавливается. Только чуть замедляется, заставляя звезды в моей голове лопаться как воздушные шарики. Мне от каждого движения его в меня невыносимо ярко. Как будто грандиозный цветной взрыв.
Когда оргазм меня все-таки накрывает — я почти что теряю сознание. Всхлипываю, по щекам текут слезы, лежу на покрывале — а Антон рядом, лежит, опустив ладонь мне на живот, и сам хрипло дышит.
Божечки. Что это вообще сейчас было? Секс? Или мясорубка? Почему я чувствую себя настолько выжатой? И я снова… Кончила. Не с Ним. А ведь была уверена, что так не будет, что никто уже от меня этого не добьется, ведь эмоции, куда без них? А тут… Почему так выходит? И чувствую себя предательницей. Прости меня… Алик.
Лишь по ладони Антона, резко дернувшейся от моей кожи, я понимаю — я произнесла последнюю фразу вслух.
Мою ж мать…
Глава 19. Откровенный
Некоторое время Антон лежал неподвижно и смотрел в потолок. Молча. И взгляд у него был стеклянный.
И ладно бы еще я выдала Алекса, ладно бы Антон не понял, с каким конкретным настроем я все это выдохнула. Нет ведь, Алик — самое любимое, самое тайное из всех имен для Него, то, которое и употреблялось раза три в год, когда я особенно теряла над собой контроль. И все Антон понял — это было выведено у него на лбу крупными буквами. Он на самом деле слишком хорошо меня понимал…
Все исчезло — его лютая одержимость, его лихой азарт, с которым он крутил мое тело в своих ладонях, я будто взяла и одним сказанным словом высосала из него воздух, оставив внутри этого мужчины холодный ледяной космос.
Я практически слышала, как с тихим шелестом сворачивается в трубочку его либидо в мою сторону, и… Да, мне это в данный момент времени не понравилось.
Нет, серьезно. Он — Доминант, Верхний, я это ясно сейчас ощущала — пусть не мой, но характер был. А это значило одно — желание властвовать над женщиной целиком, занимать все её мысли и чувства у него возведено практически до уровня культа. Если он хочет видеть женщину перед собой на коленях — он хочет быть для неё богом. Единственным в пантеоне.
Возможно, все бы ничего, если бы не “хозяин”, сменивший правила игры между мной и Антоном. Я позволила ему сейчас ощутить себя выше меня. И этот вечер принадлежал ему. Я его ему отдала сама. И… Проехалась по нему асфальтовым катком. Прямей некуда дала понять, что в моем пантеоне он занимает не ведущее место. Ну, да, это правда была, но из тех, которые конкретно сейчас озвучивать было не нужно.
Нет, если б я была конченой сукой, я бы просто утерлась, пожала плечами и забила на чье-то пострадавшее самолюбие. Я так делала — в жизни с большинством людей. Они были посторонними, их было не жалко, но… Антон мне посторонними сейчас не был. Я сама сегодня вечером лишила Антона статуса “одноразового”. И да, в данный конкретный момент это было крайне паршивое “спасибо” за те ощущения, что он мне подарил. Серьезно.
Немая пауза затягивалась. Вот так всегда — обстебать, послать, это Светочка может запросто, а как разобраться с собственным косяком — тут все сложно. А Антон молчал, не шевелился, даже моргал редко, если бы не поднималась и опадала грудная клетка — можно было подумать, что я его убила этим вот словом. И лучше бы орал, бесновался, творил какой-нибудь неадекват, так было бы проще — я бы списала это все на знак судьбы, списала бы чувство вины в утиль за ненадобностью и спокойно пошла бы дальше. Но…. Он даже не вставал и не уходил. Он просто молчал, глядя в потолок. И что мне делать конкретно сейчас? Вот сроду не была в такой ситуации, даже не представляю, что говорить и как это разрулить. Это вообще разруливается?
— Что будет, если я скажу, что мне жаль? — тихо спросила я, касаясь ладони Антона.
Я поняла, что он меня услышал только по дернувшемуся уголку рта.
— Не парься, — хрипло выдохнул он наконец. И все. Все?
— Я не могу так.
— Да брось, — устало выдохнул Антон, по-прежнему глядя в потолок. — Не утешай “хозяина” на одну ночь, серьезно. Не надо. Так говоришь, будто между нами три года отношений и будто сейчас у нас с тобой первая брачная ночь была.
И снова молчание. Ровный тон и эти безразличные слова хреново вязались с замершим лицом.
— Нет трех лет, — я качнула головой. — Но ты уже не на одну ночь.
— Две ночи по цене одной, — криво ухмыльнулся Антон со слишком очевидной горечью. Господи, да неужели он так крепко в меня втрескался? Ну, вот же… болван. Ну, нельзя же. Ну, должен же понимать. Я же хрен его знает, когда отойду после Алекса, и не знаю, отойду ли вообще. И все же…
— У меня не бывает Хозяев на одну ночь, — тихо произнесла я. — Мальчики на ночь бывали, но редко, Верхние на один раз — только если сами не захотят продолжать или если мне не понравилось.
Строго говоря и Верхних-то у меня было… Мало. С учетом того, что я в Теме была уже десять лет (ну ладно, шесть активных) — уж я-то знала, что каждый Тему понимает очень индивидуально. И не всякий Дом понимал, что такое для меня подчинение и служение. Не все признавали мои границы, не все умели ограничиваться одними лишь сессиями, думая, что если я встала на колени — значит, это распространяется на всю мою жизнь.
Строго говоря, я и на колени-то не фальшивя вставать могла только перед Алексом. Просто потому что он начал не с того. Алекс начал с отношения. Он заставил меня, мелкую соплячку и лютую садистку, плюющуюся ядом во всех, кто приближался на расстояние вытянутой руки, себя уважать — как человека, как дельца, как мужчину. Он дал понять, что он надежен, что ему можно верить. И вот только после этого я поняла, что все, что во мне есть, при одном только его взгляде в мою сторону, вздрагивает и хочет свернуться у его ног. Он меня не ломал. Он просто стал для меня моим личным богом. И это было очень эксклюзивное ощущение. Никто другой в моих глазах такого уважения не добивался. Ну… Люди в принципе были далеки от совершенства, а мужики, попадавшиеся мне до Него — особенно.
Антону я сейчас дала несколько иной статус. Но формально не удержала даже его. И… Нет, я не видела решения этой проблемы словами, категорически.
— Это вышло случайно, правда.
Я бы и хотела объяснить ему, что у меня просто не получается. Что я бы и хотела взять и закрыть эту страницу, пойти дальше, но тоска тащила меня на дно, давила, не давала нормально дышать и лезла, лезла во все щели моей души. И я не могла вот просто так взять и не вспоминать Его, потому что без него моя жизнь будто потеряла ось и я категорически не знала, куда я сейчас качусь. Все в ту же бездну, нужно подумать.